Сегодня у нас в гостях Анна Хрястунова — учитель математики в фонде «Арифметика добра», общественный деятель и председатель общественной организации молодых инвалидов «Ареопаг». Поговорили с Анной о том, как она справляется с учениками, что важно, чтобы между ребёнком и учителем завязался контакт, а ещё спросили о планах и мечтах. Получилось очень интересно!
Добрый день! Мы знаем, что Вы занимаетесь онлайн с детьми в фонде «Арифметика добра» и по профессии Вы — учитель математики. Расскажите, как начинался Ваш путь?
Я училась в школе в 90-е годы, как раз в то время, когда ситуация с поступлением в ВУЗы для человека с инвалидностью была не очень хорошая. На тот момент я решила, что мне нужна профессия, которая позволит мне зарабатывать деньги. Подумала: психолог — это, наверное, как-то не очень: в плане, я и так это всё на практике могу изучить. Пожалуй, единственное, что я знала из работы на удалёнке — это психолог на телефоне доверия. Я подумала, что нервы надо беречь, так как переживаю любую ситуацию как свою, и лучше, наверное, физмат. Решила действовать по методу от противного — развивать левое полушарие, логику. Конечно, все удивились, учителя особенно, потому что они готовили меня к тому, чтобы я дома сидела — отучили в школе и всё. А тут я надумала поступать! Я не была математиком от бога, но сдавать надо было только 2 письменных экзамена (что очень мне импонировало). Устно было хуже, всё на практике. С руководством университета, конечно, повоевали, а вот преподаватели пошли навстречу, и девчонки, мои одногруппницы, мне лекции передавали. Так и получилось, что я поступила и отучилась на физмате. Всё это благодаря моим родителям, моей пробивной маме — она не сдавалась до последнего билась за моё образование.
С обучением понятно. А почему вы в итоге пришли к преподаванию?
После того как я закончила учиться, ко мне стали ходить ученики — я занималась репетиторством. А потом появился проект, по-моему, в рамках программы «Доступная среда». Он представлял собой дистанционное обучение при Департаменте образования для детей-инвалидов. Их-то я и стала учить, занималась этим 4 года. Нам дали оборудование, детям тоже. У меня были ученики с 5 по 11 класс. В неделю выходило по 24 урока, что было нормой, а вот если получилось так, что было 28 уроков, то это было уже тяжело. Причём стажа никакого не шло, а оплата за уроки не менялась и была очень низкая.
Расскажите о своих первых учениках? Сложно было под них подстроиться?
Дети разные были: у кого-то ДЦП, у других моторика нарушена. Специфика инвалидности у всех разная — получалось, что кто-то печатать особо не мог, кто-то — разговаривать. И бывало такое, что у ребёнка с ДЦП что-то могло не получаться в процессе. Я спокойно к этому относилась, всегда говорила: «Ну, ничего давай подождём». Я не зацикливалась на этих неудачах. Можно сказать, что это такие особенности, какие-то опции конкретного человека, которые надо учесть, скорректировать. У всех людей есть такие своеобразные настройки, спецэффекты так сказать: у одного они одни, а у другого — совершенно иные. В такой ситуации учитель — это друг-партнёр, который помогает учиться и мотивирует на удачу, не обращая внимания на негатив, который может отвлекать от важного.
Вы надолго ушли из преподавательской деятельности? Почему в итоге вернулись?
Я поняла, что мне этот навык терять нельзя. Тогда у меня не было возможности осуществить это, а моя жизнь в другое русло меня перевела — в аналитику и общественную, правозащитную деятельность. Я благодарна Общественной палате Российской Федерации за возможность развития в этом важном направлении — это сейчас моя основная работа.
Но можно сказать, что душа всегда просила меня преподавать, потому что нет ничего круче, чем процесс решения задачи и момент, когда результат сходится с ответом. Или когда ты видишь, что процесс пошёл: когда ты объясняешь какую-то тему любому ребёнку (неважно, с инвалидностью он или нет) и ты видишь, что контакт налажен — вот она, эта волна, ради которой ты занимаешься преподаванием!
Как Вам удаётся наладить этот контакт?
Бывает такое, что формально, ученик открывает учебник, и там идёт куча всяких непонятных объяснений. Конечно, если читать их, то ребёнку будет неинтересно. Бывает, спросишь ребёнка: «Что ты вкусное такое любишь? Пиццу любишь? С чем любишь пиццу?» Получается, что описываешь некие образы. Они отвечают, например: «Я люблю вот такую пиццу». И ты: «А вот представь, что перед тобой твоя пицца, и ты съел кусок – сколько у тебя осталось?» и объясняешь на этом примере задачку по геометрии или дроби. Согласитесь, сразу по-другому идёт процесс понимания. Или, скажем, скорость, время, расстояние — всё это тоже можно куда проще объяснить.
Но мне интересно преподавать, когда есть элемент социальности — чтобы была польза для общества. Например, заниматься с детьми-сиротами, к которым нужен особенный подход, или с подростками, тоже со своими особенностями характера, и к ним нужен подход. Я когда с ними знакомлюсь, говорю: «Мы с тобой ведь в одной лодке находимся», на одной стороне. Не дословно, но смысл такой. Я не буду никого заставлять, мы партнёры и друзья. Друзья в том смысле, что мы должны уважать друг друга. Я у тебя что-то спрашиваю, прошу сделать, а ты это делаешь. Я трачу своё время, ты — своё. Давай будем нормально к этому относиться. У меня были такие случаи, когда сначала у детей что-то не очень хорошо получается, а потом, смотрю, раскрываются, потому что появляется доверие. Пошло доверие, и некоторые даже сейчас уже в июне, когда у них экзамены, ОГЭ впереди, всё равно на уроки выходили. Конечно, это приятно.
Наша глобальная цель — подготовить их к экзаменам, улучшить успеваемость в учёбе.
Как продвигается Ваше сотрудничество конкретно с «Арифметикой добра»?
Когда я узнала об этом фонде, я поняла, что они выполняют важную социальную задачу. Тут нет никакого пафоса, ничего напускного: мол, мы тут дело важное делаем. Они правда делают важное дело. «Арифметика добра» и лично мне очень помогает: даёт возможность не терять преподавательский навык. А я стараюсь помогать им, давая знания детям, предоставляя образовательный компонент. Занимаемся вечерами, но дети хоть за день и устают все равно молодцы держаться и активно работаем. Они мне помогают в том, чтобы я могла поддерживать и не терять навык, чувствовать себя полезной в этом направлении. Это очень важный момент. К тому же, мы ещё шутили c детьми насчёт того, что у всех самоизоляция, а мы уже давно на дистанционке, и ничего.
Чуть раньше Вы сказали, что поддерживаете связь с бывшими учениками, уже когда они уходят от Вас, когда заканчиваются занятия?
С некоторыми. Просто у нас, видите, платформа отдельная, и они могут мне там писать. Одна девочка написала, например, насчёт поступления: «Я сдала экзамены на пятёрки! Ура!». Похвасталась мне. Другая — не из Арифметики, но тоже моя ученица с инвалидностью — написала мне во Вконтакте, что она в университете учится. И всё у неё хорошо, она социологические опросы проводит. Она написала мне: «Анна Михайловна, мне нужна Ваша помощь». И тут я почувствовала тяжесть старости. (улыбается! — прим. редакции)
Анна Михайловна? Да, я понимаю.
Самый эффективный рецепт, чтобы у ребёнка вызвать доверие — это понять, что все равны. Они иногда даже начинают советоваться, потому что ты друг. Например, иногда с некоторыми моими учениками мы можем обсудить Warcraft. «Черепашек ниндзя» тут обсуждали с одним мальчиком. И они думают, наверное: «Ну ничего себе, она знает!». Ребёнок понимает, что нам есть, о чём поговорить. Главное, чтобы они понимали, что ты плохого не хочешь. Ты — поддержка, а ребёнку такой лёгкий формат общения и нужен.. Конечно, я не хочу навязывать эту поддержку, читать мораль. Если ученик хочет, то я предлагаю ему какой-то способ работы, а дальше мы уже действуем по ситуации. Я всегда говорю этим детям, чтобы они меня не стеснялись и задавали мне вопросы. Пусть даже ты будешь чувствовать себя неловко, пусть даже вопрос будет самый глупый в мире — но лучше ты у меня спросишь и мы с тобой разберём, чем ты не поймешь, откуда взялась вот эта вот циферка в этой дроби, и дальше у тебя всё полетит в тартарары, потому что ты не будешь знать маленький шпунтик вот этого механизма. Только тут надо не навязчиво, а интуитивно. Может, это называется эмоциональный интеллект. Сейчас модная такая штука. Должен быть общий настрой на общение, потому что детей не обманешь. У тебя либо идёт эта подключка от души, либо не идёт.
Многим удалось поступить в институт или в университет благодаря Вам? Вы как-то отслеживаете этот момент?
Ну, я статистику не отслеживаю, потому что я их учу и знаю, что они сдают. Но примеры, которые привожу, они мне рассказывают, уже обучаясь в университете. Значит, по логике, они поступили, правильно? Не знаю, это от меня зависит или нет. Наверное, от наших совместных усилий.
А есть какая-либо Ваша история, может быть, любимая, забавная или удивительная, что вам запомнилась в ваших учениках или о каком-то одном человеке, может быть? Если не секрет?
Слушайте, все они у меня такие особенные люди! Как будто узор из множества разных характеристик. Поэтому я просто рада, если у них что-то получается, потому что мои ученики могут потом какими-то партнёрами быть для меня. Скажем, в общественной деятельности. Все истории у нас ещё в процессе. А полностью мы будем их описывать потом.
Анна, как Вы считаете, какими качествами должен обладать современный педагог? Без чего ему не обойтись?
Как я уже сказала, это умение рассказывать сложное просто, потому что это самое главное. Нужно сказать так, чтобы ребёнок понял самое главное. Это очень важное умение, тем более, чтобы это представить ярко, чтобы это запомнилось. Из примеров, почему спят на лекциях? Потому что студентам просто могут читать очень всё сухо и непонятно, им просто неинтересно, нет яркости. Надо как в том примере про пиццу — я вам рассказала. Мне бы понравилось, если бы мне объясняли материал так, как его пойму именно я: вот такого принципа и надо придерживаться.
Второй навык — это гибкость и открытость к инновациям. Особенно это нужно в дистанционном преподавании: построить график, какую-то программу изучить быстренько, еще что-то – это всё пригодится. Быть любознательным. Иначе говоря, ты должен знать, чем конкретно твой ученик увлекается: вы общаетесь, обучаете его, но и учитель должен знать интересы своих детей, своих учеников. Не стоит ссылаться на то, что это поколение безнадёжное. Оно надёжное, наоборот. У нас есть много нормальных ребят, просто надо в них верить. Вот одна девочка мне говорит, например: «Я глупая, ничего не понимаю». Я говорю: «Ты не глупая, просто пока не знаешь, как это делать». Вот и всё. То есть она про себя так говорит, а надо тут поправить, сказать, что знаешь, что ученик может больше, просто пока не умеет это делать — ему это ещё не открылось. Такие вещи, знаете, просто человеческие, нормальные.
И третье — это способность расположить к себе — дружелюбие и партнёрство. Мне кажется, этих трёх навыков вполне достаточно. Понятно, что важен профессионализм. Но это мы уже по умолчанию имеем в виду.
Мы знаем, что помимо того, что Вы преподаватель, Вы ещё общественный деятель, достаточно активный. Расскажите, пожалуйста, как возник «Ареопаг» в Вашей организации молодых инвалидов, в которой Вы председатель.
Вы знаете, это моё детище, которому уже десять лет в этом году. Расскажу, почему вообще появилась эта организация. У меня самой (конечно, о себе не люблю, сразу слезоточивость повышается) в семье заболевание есть — спинально-мышечная атрофия. Это вот та самая болезнь на приостановку прогрессирования которой на один укол какие-то нереальные суммы нужны, около 7 миллионов, но это правда детям собирают, о взрослых СМА как обычно не вспоминают, конечно. Хотя все дети потом вырастут и станут теми самыми взрослыми с СМА, которым также нужно лекарство. Куча денег. Когда ты уже не ребёнок, понимаешь, что заболевание неизлечимо, можно только поддерживать жизнедеятельность. Этим страдаю я и мой брат. Это случай не частый, когда сразу двое детей наследуют. И мы нуждаемся, как инвалиды первой группы с детства, в постоянном постороннем уходе. Мышцы слабеют с каждым днём и необходима помощь в быту — переносить, поворачивать ночью, помогать с санитарными делами, мыть в ванной. Тут нужен морально и физически крепкий помощник. Я знаю, что на такое заболевание как у нас, в Европе выделяется 5 помощников. У нас же 1200 рублей и то на одного и с условием, чтобы он не работал и не был на пенсии. С нами осталась только мама, папа умер. Мы жили на 2-м этаже восьмиквартирного старого дома. Там уж, хочешь-не хочешь — придётся воевать и становиться либо овощем, либо правозащитником, выбора особо нет. Тогда как раз прямые линии с президентом только начинали раскручиваться. Я нашла конвенцию ООН по правам инвалидов и написала им 10 одинаковых писем: такой спам, можно сказать. Это, наверное, первый случай спама в истории. (Шучу.) Я написала о том, что есть вот такая конвенция, выразила желание придумать некий выход. Ну, вы представляете: мы жили в деревянном доме, на втором этаже, лифта нет. Удобства только частичные. Это называется доступность жилья. Но смысл в том, что всё равно эта попытка удалась, хоть было потрачено много нервов. У меня, конечно, это ещё и от мамы, от родителей: такое упрямство, но направленное в мирное русло, созидательное — конструктивное упрямство на пользу. Это можно расценить как вредную черту характера, но для правозащитника самое то: и у нас получилось, у всех вместе, мы переехали.
Как складывалась Ваша коммуникация с властными структурами? Бюрократия — тяжёлое испытание. Как вам это далось?
Я разговаривала с представителями власти и мы, как ни странно нашли понимание — они пошли мне навстречу. Я сказала, что у меня, конечно, есть своё самое ценное имущество это был ноутбук, но если даже я этот ноутбук продам, мне же квартиру не купить, правильно? Я против того, чтобы деньги просить на всё подряд, надо стараться пахать и работать — была бы возможность и силы. Понятно, что, когда совсем безвыходная ситуация, тогда да, придётся просить, но это исключение. И если тебе нужно что-то, что принадлежит тебе по праву, то нужно этого добиваться. Это как решить задачку. Представляете, многие говорили: ничего у тебя не получится. Не все, но были такие. Это было нелегко, но было бы ещё обиднее, если бы ничего не получилось. А сейчас такой кайф, когда ты едешь из дома самостоятельно, когда знаешь, что брат может тоже выйти из дома спокойно. Одно дело, когда есть возможность, и ты можешь выбирать, пользоваться ею или нет. А когда выбора нет, ты оказываешься взаперти: сейчас все это почувствовали на примере самоизоляции. Это ситуация, когда твоя воля ограничена, когда ты хочешь, но не можешь. Когда у тебя есть возможность выбора, ты можешь подумать, выходить тебе сегодня на улицу, куда-то ехать, или уже завтра. А тут целая эпопея: представьте, как с катушек не слететь — постоянные квесты, когда звонишь четырём людям, чтобы тебя выносили из дома, они тебя ждут, и только так ты можешь погулять. Поэтому я думаю, что инвалидам в России ничего не страшно, раз они переживают всё это.
Что Вы думаете о государственной программе доступной среды?
Всё это напрямую связано с доступной средой. Какой смысл делать доступными для инвалидов театры и больницы, если ты не можешь из дома выйти нормально? С образованием тоже сложно. У нас есть право на реабилитацию, на полноценную инклюзивную жизнь, наравне со всеми в открытом обществе, но у людей с инвалидностью не получилось бы ничего, они бы ничего не решили, если бы не было, наверное, открытости миру и готовности людей к взаимовыручке, взаимопомощи. Важно, чтобы это шло от сердца и тогда откликнется и мир тебе: когда есть в душе желание помогать — это одно, а когда принудительно кого-то заставляют — совсем другое.
В чём Вы видите свою миссию в общественной деятельности?
Вот моя политика в общественной деятельности: сначала вызывать желание, именно неравнодушность. Чтобы люди поняли ситуацию, как они и зачем могут помочь, доверие и искренность, да и всем потом от этого будет в сто пятьдесят раз приятнее от результата взаимодоверия. Решать задачку — это теория такая. То есть ты от этого получишь то, что за деньги купить даже нельзя, satisfaction[1], своего рода. Инвалидам приходится ездить на реабилитацию, да и вести полноценную жизнь наравне со всеми тоже необходимо. Для этого нужно с передвижением, с машиной вопрос решить. Социального такси же оперативного нигде нету — есть с этим куча проблем. Собственный транспорт лучше такси. Ясно, что я сама водить не могу. Мне порой говорят: «Ой ты какая, мол, у тебя водитель личный». А я и сама водила бы, если могла бы. Это затраты всё, а работать не все могут. Получается, что всю жизнь мы решаем какие-то нескончаемые квесты. Поэтому когда у нас всё получилось, я узнала эту систему изнутри: понятно, что у всех это очень индивидуально, всё зависит от человека, от его настойчивости. Но, по крайней мере, эти кейсы я потрогала, на себе всё проверила. Все проблемы, которые сейчас остаются (реабилитации качественные, передвижение, сопровождение), еще острее, кстати, стали в некотором смысле. Потом я поняла, что надо создавать организацию, чтобы тебя больше слышали.
Организация общественная — это все-таки юрлицо, это уже не ты один. Одно дело, когда ты куда-то пришёл, примкнул к уже готовой организации, например, общероссийской; а другое — когда ты создал её, это твоё детище. Понятно, что оно может, как ребёнок, где-то вредным быть, не всегда стабильным: ты живёшь от грантов до грантов, тебе надо платить налоги, помещение, содержать сайты, идеи сумасшедшие воплощать. Когда ребята обращаются, ты понимаешь, что ты им в чём-то поможешь, а дальше они сами пойдут и будут активны. И ты видишь, что качество жизни меняется.
У Вас есть люди среди тех, кому Вы помогали, кто запомнился больше всего?
Есть один мой любимый пример — недавно был день рождения у Антона Вострикова. И он означал начало такого переходного периода: с 18 лет ребёнок-инвалид становится человеком с инвалидностью, и тогда для него всё меняется. Молодые инвалиды, которые ещё вчера были детьми, должны как-то дальше социализироваться и реабилитироваться. И, короче говоря, у него не было пандуса. Посодействовали, управляющей компании рассказали, как что делать. Естественно, я как дятел звонила, спрашивала: «Ну что? Когда у нас пандус будет для Антона?». Конечно, не обошлось без недочётов: например, они не доделали часть перил, но все-таки парень стал выезжать из дома. Мне стало от этого очень радостно. Не люблю, когда все в одно лицо приписывают себе — все достижения — командная работа. Потом, например, мы поехали на паралимпиаду. И Антона тоже взяли. Паралимпиада стала таким примером для него, который поменял качество его жизни. Он стал пауэрлифтером, трёхкратным чемпионом мира. А сейчас он даже тренирует.
Ещё упомяну Алексея Афиногенова. Там была серьёзная такая история — травма на производстве. Он работал мастером на заводе и получил травму позвоночника. Это уже травма не от рождения, а приобретённая. Он чувствовал себя подавленно. У мужчин, особенно семейных, тяжело проходит адаптация: вот такая травма и уже ненужным каким-то себя чувствуешь. Пришла идея обучить его на эксперта по доступной среде. Он прошёл серьёзные курсы и он теперь эксперт по доступной среде. Если кому-то из наших подопечных нужна помощь, мы обо всём проконсультируем, всё расскажем. Может, наша организация и могла бы быть мощнее, но я довольна и тем, что она просто есть, потому что это очень важный для меня момент: она мне помогает, по крайней мере, выносить какие-то важные проблемы на повестку дня, чтобы их замечали, чтобы находились пути их решения и что-то в мире изменилось. Ещё много сил надо на это, но это уже отдельная тема.
Да, я понимаю. Анна, у меня вопрос как раз про силы. Какие у Вас цели, мечты на ближайшее время, какие планы? Расскажите нам.
Я очень хочу развить сообщество предпринимателей с инвалидностью, потому что считаю, что к людям с инвалидностью должны относиться как к партнёрам. Это очень важный, инновационный момент в трудоустройстве людей с инвалидностью. Люди с инвалидностью не боятся, как это было у меня, обучать таких же детей, у нас нет никаких предрассудков на эту тему. И в поведении работодателей тоже должно быть партнёрство. Допустим, есть организация, которую я возглавляю — Сообщество предпринимателей с инвалидностью. И они не боятся работать — их только надо подтолкнуть. Они не только социальные единицы, но и экономически полезные элементы общества. Чтобы стать активной группой, нам нужны люди, поддержка, партнёрство. Хорошо, что это есть, и мы начали вместе с Фондом «Наше будущее» и Wildberries взаимодействовать по этой проблематике.
Это очень тесно связано и с экономикой. Задействуется социальное предпринимательство, синергия социального и экономического. У меня прям мечта, чтобы всё это заработало на полную мощность, чтобы меры поддержки были, чтобы это зазвучало.
Звучит весомо! Надеюсь, Вам удастся воплотить эту мечту.
Это только одна мечта. Есть ещё и вторая. Знаете, есть мамы как моя. Она воспитывала нас с детства сама, она не может всю жизнь никуда отлучиться, так как социальная сфера несовершенна: нет достойного сопровождения, нет финансовых возможностей, чтобы оплачивать кучу людей, которые тебе нужны. Очень хорошо, что есть поддержка для семей с детьми. В то же время у меня мама на пенсию вышла. На ней двое взрослых детей-инвалидов 1 группы, нуждающихся в постоянном уходе. Она не взяла нас из детдома. Она не отдала нас. Ей никуда не уехать. На дачу съездить — целая эпопея, чтобы ещё присмотр за нами был. Куда ей уехать на отдых?
Так в чём моя вторая мечта? В том, чтобы было поощрение для тех матерей, у которых есть дети с инвалидностью. Почему нигде об этом не говорят? Вот есть многодетные семьи. Моя мама говорит: «Многодетная семья — она уже саморегулируемая, когда старшие младших воспитывают». А здесь она мама навсегда. Поэтому, если говорить более конкретно, я хотела бы организовать кампанию или премию, которые бы поощряли таких мам, потому что они не оставляют детей. Дети с ментальными или физическими особенностями — это всё дети с инвалидностью. Мы не будем тут делить никого. Я уж про выплаты вообще молчу. Это очень нужно! Буду рада поддержке идеи.
Анна, хотела Вам задать последний вопрос на сегодня. Я прочитала, что одна из статей, которая Вам посвящена, называется «Несокрушимая Анна». Это такой, достаточно мощный эпитет: про храбрость и про веру в свои силы. Но про это Вы много рассказывали. Что Вас вдохновляет? За что Вы держитесь?
Когда совсем-совсем плохо, очень важно, чтобы было понимание и поддержка от близких людей, чтобы они в трудную минуту сказали: «Да хватит тебе расстраиваться!». Потому что есть такая формула нематематическая, что при делении идёт умножение. То есть, когда ты чем-то делишься искренним и светлым, у тебя прибавляется что-то хорошее.
И, наверно, очень важно неравнодушие. Я когда вижу какой-то случай, я понимаю, что таких случаев много, а это только один пример. А сколько их вообще? Почему бы, пока мы живём здесь, на этой планете, нам не сделать что-то полезное. И нам от этого лучше станет, это даст мощный ресурс. Синергетическое такое положение. Но, если ты положительную энергию отдаешь, то она к тебе ещё вернётся. В 250 раз больше. Это работает.
Источник: WBkids.
